Одним приятным деньком группа "Ария" собралась в полном составе завалиться в какую-нибудь кафешку - посидеть, попить пивка - немного оттянуться, в общем. Думаю, не стоит описывать каким образом доблестные динозавры русского хэви добирались до места. Все это действо сопровождалось взаимными шуточками, пяти-шести мини-драчками и прочей полагающейся "атрибутикой". Сюрпризы начались позднее… Ввалившись в кафе, напугав до обширного инфаркта одну официанточку, арийцы с чувством выполненного долга развалились за каким-то столиком. Стоит отметить, что кафе было построено перевернутой буквой "П" и музыканты расположились как раз в одной из "ножек", причем, около туалета. Не слишком приятное соседство, согласитесь, но перекочевывать было лень, да и посетителей, кроме арийцев, не наблюдалось.
Когда сии персонажи мирно допивали вторую кружку, из другой "ножки" кафе показался некий субъект, чинно шествующий к двери, на которой был изображен некто по имени WC. Когда субъект приблизился, Виталик Дубинин подавился последним глотком, Холст выглядел так, словно проглотил стакан рыбьего жира. Остальные были куда сдержаннее, но на их лицах была написана тоска - они-то знали, чем закончиться это пришествие "враждебной группировки".
…Витя Смольский, попивая пиво, рассказывал некую историю весьма пикантного содержания остальным музыкантам группы "Кипелов". Когда стало ясно, что ему не верят, он поклялся самой страшной клятвой: "Если я вру, то в этом кафе сидят арийцы!". Кипелов, лениво посмеиваясь, отправил Лешку Харькова "проверить". Тот, независимо дернув плечами, встал и направился к туалету, решив, что сходить туда все равно надо. А теперь представьте его удивление, когда он наткнулся на компанию арийцев!
…Минуту трагического молчания нарушил все тот же басист "Кипелова", выдав сдавленный смешок и не дойдя до "WC", поскакавший обратно. - Врешь ты все, Витя! - засмеялся он, дойдя до столика одногруппников.
Однако Манякину и Кипелову радостный тон Харькова оч-чень не понравился. Саша почувствовал пятой точкой беду, Валерий почувствовал ее просто так.
-Леша-а-а… - вопросительно посмотрел на него Андрей, тоже унюхавший неладное.
-Что Леша? Все, Витя, не отмазывайся, сам клялся! - продолжал улыбаться Харьков.
-Подожди… ты хочешь сказать, что ТАМ арийцы? - сипло проговорил Валер Саныч.
-Да-а-а… - протянул басист, проникаясь всеобщим настроением.
Кипелов скис, как гусыня, снесшая страусиное яйцо.
-Может, пойдем, а? - пробормотал барабанщик.
-Пойдем! - решительно вскочил Смольский, в драках еще не участвовавший, но слышавший про них предостаточно.
Когда дружная компания подошла к двери, то увидела, что арийцы тоже решили покинуть заведение. При этом около двери образовалась пробка. Натянутое молчание продолжалось недолго. Первым не выдержал Холстинин:
-Какая приятная встреча! Только после вас! - издевательски махнул он рукой на выход.
Андрей Голованов было рванулся к дверям, но его за шиворот схватил Маня.
-Нет, нет, не смею, не смею! - протянул своим великолепным альтино Кипелов, косясь на Беркута. - Как я могу идти вперед прославленного в веках гитариста "Арии"?!
-Что вы, милостивый сударь! - перебил Холст, откровенно ерничая. - А как я могу идти вперед прославленного экс-вокалиста "Арии" а ныне лидера "Кипелова"! Побойтесь Бога!
Таким образом препирательства достигли своего апогея. То есть, драчки. Ну, а что вы хотите?
Описывать, как музыканты колбасили друг друга, никакой нужды нет. Все по стандарту - хайровыдергивание, мелкие пакостные удары и прочее. Речь-то не об этом…
…Через полчаса арийцы и кипеловцы тряслись в "бобике" ежеминутно проклиная друг друга, жизнь и в частности Кипелова и Холстинина, спровоцировавших драку. Дело в том, что драка происходила в кафе и сознательная администраторша вызвала милицию. А как бы вы поступили на ее месте, если бы при вас разыгралась нехилая баталия с участием неких хайрастых деклассированных субъектов?
Наконец, "фулиганье" доставили в участок, быстренько оформили протокол, невзирая на крики "Да вы хоть знаете, кто мы?!" (А хоть бы посланцы самого Господа Бога!) и решили… да, приняли поистине гениальное решение!
Вообще-то следовало запихать всех в КПЗ, но наша доблестная милиция побоялась оставлять десять отъявленных дебоширов, там, где мирно сидели пьяницы, бомжи и проститутки. Кто знает, что они там натворят!
И их закатали в камеру, пустующую по случаю кровавой резни, учиненной зэками (потом всю камеру срочно пришлось везти в больницу, а то и в морг, в зависимости от состояния участников драки). Этот факт жизнерадостности арийцам и кипеловцам, ясный день, не придал. Наскоро кинув им несколько комплектов белья, надзиратели поучительно сказали: "Простыни на портянки не рвать!" и сделали ручкой. Две прославленные металл-банды остались наедине.
Виталий Дубинин, вспомнив лихую молодость, немедля распаковал белье именно с целью разодрать в клочки все, что ему попадется. В виде протеста.
Однако… однако, простыни оказались "первой свежести" - по своей твердости они могли бы сравниться с листовой сталью. Несчастный басист угрюмо кинул белье на свою нару, потом упал на нее сам. Впрочем, он один так свободно рассекал тюремное пространство. Остальные столпились у входа с глазами по блюдечку, притом Кипелов и Холстинин стояли рядом и не высказывали ни малейшего неудовольствия друг другом. Нарушил тишину Харек.
-Чур, второй этаж мой! - кинулся он занимать плацкарту.
-Лехаааа… - простонал Виктор. - Ты не в пионерском лагере, итить твою налево!
Услышав знакомые слова, народ начал понемногу выходить из ступора и побрел занимать места - благо, их было предостаточно. Только Кипелов принципиально направился к нарам, которые жаждал оккупировать Холст. Таким образом, он решил наказать его за "сложившуюся ситуацию". Благо, остро чувствовавший обстановку Смольский, толкнул его на первое попавшееся место, благоразумно решив, что драка в ограниченном пространстве может закончиться для музыкантов точно так же, как и для их предшественников.
Кое-как устроившись, все угрюмо сидели на нарах, сверля друг друга взглядом. Даже Харьков сполз со своего второго этажа, дабы принять участие в общем психозе. Дуб уныло покосился на него и со вздохом провел по своим волосам. Потом снова вздохнул и снова провел по волосам. Леха сглотнул и перебрался поближе к Кипелычу. Однако Дубинин не прекращал сверлить басиста взглядом, и Харек не выдержал: -Валерий Александрович! Пусть он не смотрит на меня!
-Он завидует, Лешенька… - зевнул Кипелов.
-Чему?!
-Причесочке твоей, солнышко мое… он и мне завидовал, стоило мне только петь начать… у него это хроническое… - продолжал лекцию вокалист.
-Кипелыч! Нарываешься! - угрожающе приподнялся с лежанки "хронический завистник".
-А что, разве я говорю неправду? - сделал наивное лицо Валерий.
С диким ревом Виталик попытался дорваться до физиономии "золотого голоса", но Беркут и Попов сумели схватить его. Они вообще были самыми уравновешенными существами в этом сброде металлистов. Воцарилось натянутое молчание. Кипелов и Дубинин демонстративно отвернулись друг от друга (вернее, враг от врага), Манякин уныло размышлял о том, что драки не избежать, "этим козлам дай тока повод!", Холст находился в духовном поиске "бить или не бить?". Откуда-то сверху послышался голос. Все мгновенно вздрогнули, но оказалось, что это Удалов общается с Андрюхой. Мирно так, спокойно. До возмущения дружелюбно. Голованов, в силу юности, искренне пожелал восстановить в камере некое подобие мира:
-А давайте поиграем в города!
-Давайте уж в песни! - ехидно пропел откуда-то снизу Кипелыч.
-Конечно, конечно, - закивал головой Холст. - Давайте в песни! А то не удобно перед Валеркой, все-таки он городов знает намного меньше, чем песен…
Несколько человек издали приглушенный вопль, представляя, чем обернется дело. Но Кипелов только жалостливо поглядывал на Володьку, ничего не говоря. Откуда-то сверху Макс торжественно провозгласил: -Битва!
-А, ну-ну, песня про вас, да-да, - нарывался Кипелыч, бессовестно намекая на "героев пятой расы".
-Антихрист! - завопил Голованов, пытаясь предотвратить конфликт.
-Ааа, Андрюшенька, не произноси при Валерке это слово, а то еще не успеет добежать до параши! - отомстил Холст.
-Там высоко! - взревел Беркут, чувствуя приближение грозы.
-Только голуби гадят! - внезапно тоненько запел Смольский.
-И все тебе на голову! - заржал Дуб.
-Осколок льда! - пытался сохранить равновесие Харьков.
На этот раз съязвить было нечего. Поэтому Кипелыч, откашлявшись, объявил:
-Ангельская пыль!
-На мягкий знак нет песен… - пробурчал Попов.
-Серега, не дурачься. У них может и есть! - ткнул пальцем в Кипелыча Холстинин.
И грянул гром. В смысле, теперь уже выдержать ВалерСаныч не мог. А посему накинулся на бывшего одногруппника с желанием подробно объяснить, где зимуют раки. Дубинин кинулся защищать друга, Манякин, тихонько поскуливая, бросился помогать Кипелычу. Неожиданно к драке присоединился Харьков, решивший, что кипеловцев должно быть больше. Попов, видя сию вопиющую несправедливость, тоже затянулся в яростно матерящийся клубок. Удалов и Голованов схватились за свои хайрастые бошки.
Один Смольский, видя, что драка - это в некотором смысле весело, тоже кинулся уже в порядком потрепанную кучку металлистов. Возможно, на этом кипеловцы, отколотивши арийцев, и успокоились бы, но тут Беркут, услышавший от Кипелыча множество нелицеприятных эпитетов в свой адрес, вскочил и начал раздавать пинки направо и налево.
Лежавшие на "втором этаже" Андрей и Макс по обоюдному согласию решили не вмешиваться. Первые полчаса они только в ужасе вздыхали, но потом это стало их реально забавлять. Они даже учудили игру в комментаторов:
-Итак, - вещал драммер. - Владимир Холстинин выдергивает Валерию Кипелову волосы, приговаривая… извините, дорогие слушатели, это не проходит цензуру… А вот и Виталий Дубинин нещадно избивает Александра Манякина, но тот не менее нещадно посылает в того матерные снаряды, высокопрофессионально колошматя его по башке. А теперь я передам слово Андрею Голованову. Андрей, что вы видите?
-Кхе-кхе…Вижу как Артур Беркут и Алексей Харьков никого не бьют, а болтаются в драке, аки… мдя… в проруби, короче. А вот гитаристы Попов и Смольский соревнуются, кто круче изобразит на лицах окружающих гитарный бридж. Однако всем фору дает Холстинин, ловко заехав в челюсть Кипелову, повергнув того во временную прострацию… Максим?
Угорающие гитарист и драммер еще долго бы оттачивали свою риторику, если бы из адского клубка кто-то не выкрикнул:
-Это все Голованов! Он, сволочь, в города предложил сыграть!
Дерущиеся музыканты мгновенно рассосались в желании свизитировать кулаками по мозгам гитаристу-кипеловцу.
-Я что?! Я ничего! - в панике вопил тот, скача по кроватям. - Сами драться начали! Я-то при чем, а?! Макс, хоть ты им скажи!!!
-Владимир Петрович, а великий Ницше говорил… - попытался вклиниться барабанщик, но его послали в причинное место сразу человек пять. Наконец, стоящим около двери надзирателям надоел этот гам, и они ввалились в камеру и по-доброму прошлись по спинам музыкантов дубинками. Шоб, значицца, неповадно было.
Охая, все разбрелись по нарам. Кипелыч, сдавленно ругаясь, ощупывал скулу, Маня пытался открыть двумя пальцами глаз. Холст в панике пересчитывал оставшиеся волосы. Когда, наконец, подсчет ущерба закончился и все заткнулись и огляделись, то обнаружили весьма странную картину: Дуб и Харек мирно сидели на одной наре, о чем-то тихо беседую. Несчастный Холст в довершение к волосам потерял еще и челюсть. И Кипелыч тоже, потому что после памятного удара арийского гитариста она и так отваливалась.
-Дубинин… - тихонько позвал Владимир.
-Харьков… - проскулил Валерий.
Басисты никак не отреагировали на призывы своих лидеров. Харьков наклонился к Дубинину и что-то сказал.
-Что? А… сейчас… - рассеяно ответил Виталик и извлек из кармана расческу.
Леха радостно схватил ее и начал расчесывать свои лохмы, порядком спутавшиеся во время потасовки. Некоторое время Виталик наблюдал за ним, потом выдернул у него из рук свой гребешок и со словами "Эх, молодежь, всему вас учить надо!" начал расчесывать Харька сам. Раздался сдавленный вопль. Все повернулись на звук. Кипелыч сполз с кровати в полуобморочном состоянии, тихо постанывая. Саша Манякин подбежал к нему и отхлестал по щекам. Зато Холст весь как-то подобрался и проскрипел:
-Дубинин! Ты с ума сошел!
-Холст, отвали! - отмахнулся басист, не прекращая своего занятия.
-Виталя, я не пойму, ты ему, что, блох вычесываешь? Смотри не заразись… - съехидничал Беркут.
-Заткнись!!! - хором заорали Макс и Андреи, и удивленно переглянулись.
-Вы мне рот-то не затыкайте! - возмутился арийский вокалист. - Максим! Я от тебя вообще не ожидал! Ишь как с кипеловцами спелся!
-Не твое дело… - буркнул драммер. - И если на то пошло, то уж сбарабанился.
-А что ты имеешь против нас… музыкальная проститутка! - рявкнул очухавшийся Кипелыч на Артура.
И снова повисла звенящая тишина. Все с напряжением следили за двумя вокалистами, готовые в единый миг кинуться их разнимать, только для того, что бы тоже влезть в драку. Но тишину нарушили тихие постанывания Лешки Харькова. То ли Дуб его так больно расчесывал, то ли наоборот, молодому басисту было приятно…
Со второго этажа перевесился Голованов и поинтересовался оч-чень интересным тоном (вот тебе и вежливый Андрюша!):
-Харьков!!! Он тебя там что, насилует?!
Если вы ни разу не слышали как смеются восемь металлистов в полный голос, то многое потеряли. Хотя… может вам и повезло, потому что вы рисковали остаться без барабанных перепонок.
-Да пошли вы! - обиделся Харьков, встал и пошел на свои нары.
Дубинин не менее обиженно отвернулся к стене, демонстративно захрапев. Впрочем, всем было по фиг, смех хоть и ослаб, но не прекратился. Даже Беркут перестал коситься на Валерку волчарой. Через какое-то время, обсмеявшись и утерев слезы, люди снова впали в уныние за которым могла последовать депрессия, из которой был один хороший выход - попинать и повыдергивать хайр другой группе.
Смольский почесал голову и изрек крылатое выражение:
-А в тюрьме сейчас обед… макароны дают!
Кипелов встал с кровати (арийцы мигом напряглись) и подошел к двери, тоскливо повздыхал, а потом поскребся ногтями:
-Че? - отозвались с той стороны.
-Уважаемые, а как насчет обеда?
-Ишь какой шустрый! Обед ему… на вас не рассчитывали, только может на ужин вам че-нить и перепадет… - заржали надзиратели, видимо считая шутку удачной.
Валерий прислонился к стене с самым несчастным выражением лица. С той стороны послышалось какое-то шушуканье, потом к вокалисту вновь обратились:
-Слышь, мужик? Ты, говорят, певец?! Вот спой нам, тогда получишь баланду.
-Пять порций… - быстро сказал Кипелыч.
-А еще говорят тут некоторые про проституток! - нарочито громко протянул Беркут.
-Когда хочу есть, плюю на честь, когда в яйцах свербит, забываю про стыд… - быстро отпарировал Валер Саныч. - Так че петь-то?
-Нууу… "Мурку" что ль… - задумчиво раздалось из-за двери.
-Стандартно - вздохнул "золотой голос".
К его чести стоит отметить, что гимн зэков в металл-доработке получился замечательным. Очевидно так же посчитали "сторожа". Через пару минут в кошачью дверку было просунуто пять чашек с каким-то варевом и хлеб. Но учитывая, что у музыкантов ничего, кроме пива, в желудках не было, эта пища пришлась кстати. Да и пиво, сказать честно, уже было в мочевом пузыре.
-Налетай! - радостно провозгласил Кипелыч.
-Молодец, Валерка! - ухмыльнулся Смольский, беря чашку.
Остальные тоже не заставляли себя упрашивать. Но смачное чавканье кипеловцев сильно действовало на нервы голодным арийцам.
-Беркут! Тоже что ли бы сходил, спел! - мрачно вякнул Серега Попов.
-Я не промениваю талант за чечевичную похлебку! - подбоченился тот.
-Это уха, птичка… хочешь хлебушка? - издевательски помахал куском Манякин.
Андрюха быстро проглотил последние ложки баланды. Как оказалось, правильно сделал. Ибо через секунду разъяренный Артур и голодный Холст накинулись на кипеловцев. Однако те не растерялись и пожертвовав остатками похлебками выплеснули их на приближающихся врагов. Издав курлыкающий звук, Холст с капустой на ушах (откуда только в ухе капуста?) вцепился в кипеловский хайр. Тот в ответ пребольно цапнул Вовку за руку. Они в унисон завыли, правда, Кипыч чуть музыкальнее.
-Холст! Хорош фальшивить, уши болят! - рявкнул Дуб, не удосужившийся даже встать с кровати.
-Предатель народных идеалов! Трус позорный! - взвыл дурнинушкой Холст, не отпуская Валеркин хайр.
-Кто, я??!! Ах ты, гитарАст несчастный! - Виталик грозно вы пятил челюсть и пошел мстить. Холсту.
Теперь Петровича били уже двое. Кипелыч, правда, больше кусался и громко вопил в завешанные капустой уши Холстинина. Беркут тоже попытался было опробовать на Валерке свой голос, но у того уже выработался своеобразный иммунитет. Тогда Артур пошел другим путем - решил оттащить от Вовки разбушевавшегося Дуба. И случайно зазвездил тому в зубы.
-Да что ж такое-то?! - раздался чей-то голос. Леха соскочил на пол, и залепил пинка арийскому вокалисту. Гордый птиц среагировал весьма необычно - он начал колошматить Кипелыча, яростно приговаривая: "Набрал в группу хулиганья малолетнего, а мы страдай!".
Когда, наконец, было уже непонятно кто, кого, за что колбасит, Дуб и Хорь встали спиной к спине, и навешивали крепких тумаков подвернувшимся под руку. Раздался великолепный вопль - Холст все-таки выдернул Кипычу клок волос. Но в ту же секунды раздался крик еще помощнее - Беркут, несчастный человек, попался под руку сразу двум басистам.
Очень скоро эти молодцы умудрились вырубить всех. Потом начали растаскивать тяжело раненых по нарам. Леха подошел к Дубу и пожал ему руку и снова затребовал расческу. Тот без балды подал молодому коллеге сей предмет гигиены. Расчувствовавшийся Лешка вручил Дубу тарелку с супом, которую съесть не успел, а выливать на арийцев пожалел. После обмена любезностями воцарилась тишина, спокойная и праведная. Вырубив на время главных буянов, все были предельно вежливы с друг другом, а Виталик и Лешка так те вообще разливались соловьями, разговаривая на какие-то свои профессиональные темы. Такая мирная идиллия всех настолько устраивала, что Холст, неосмотрительно вздумавший очнуться, был немедленно оглушен подушкой… до лучших времен.
Вечер прошел без происшествий, если не считать того, что ужин так и не принесли. Сколько не колотили в дверь, ответа не было, очухался только Беркут, жаждущий мщения. Пришлось и его треснуть, только не подушкой, а простыней. Звук от этого пошел такой, что все всерьез испугались за мозги арийского соловья.
Потихоньку стали укладываться спать. Леха сменил место дислокации, под смешки Андрея и Максима он завалился на второй этаж дубовских нар. Потравив друг другу на ночь анекдоты, музыканты уснули.
…Их разбудили посреди ночи жалобные завывания. Все замерли от страха, но тут в стонах послышались знакомые нотки:
Так надоела на нарах жизнь…
Как одиночество мое…
Здесь никуда мне не убежать
И не забыться сладким сном!
И в этой жизни нет больше ничего
Баланда, нары, в общем, полное г****…
Я прикоснулся к двери твоей…
И был недобрым этот миг.
Скользят дубинки по голове моей
И слышат стены громкий крик…
Я здесь! Где жрать совсем не дают…
Я здесь! Я слышу маты твои…
Пожизненно нас колбасят и бьют,
И только так и живем - бои, бои…
Все тихонько рассмеялись.
-Неплохо, настоящий гимн зэка, - рецензировал Дуб.
-Поэт, поэт, - откуда-то сверху послышались аплодисменты.
-Не совсем ложатся на музыку слова… - прокомментировал еще какой-то умник.
-Зато прикольно! - подтвердил Харьков, подводя под разговором черту.
-Спасибо, спасибо… - откланялся золотой голос.
После этого все уснули снова.
…Утром их разбудили чьи-то истеричные матюки. Это уже сутки не жравшие Холст и Беркут (посмотри-ка, очухались!) колотились бошками в дверь. Снаружи интенсивно посылали их на три буквы, придуманные Кириллом и Мефодием, просили поиметь совесть, если больше нечего (или некого?) иметь, грозились страшными небесными и земными карами. Но что для прославленных металлистов какие-то ругательства? Да они сами кому хочешь мастер-класс покажут. Более-менее сытый Дубинин (добрый Лешка!) решил заткнуть своих одногруппников, поэтому через полчаса экстремального виталиковского мата все же еду принесли. Вот только беда… порций было девять! Хитрый и умный Дуб схватил две тарелки (догадываетесь, что вторая для Лешки?) и попер как танк к своим нарам. Холст с Кипелычем подплыли к еде, но драться побоялись - вдруг тарелки перевернут? Схватили хав-хавыч и гоголями отошли каждый к себе. Смольский и Манякин так же неторопливо выбрали себе порции пожирнее и повкуснее (хотя бы на вид). Ситуация становилась напряженной. Андрей, ловко спрыгнув с кровати, подхватил тарелку и испарился. Серега Попов и Артур Беркут расхватали последние порции. Не досталось только арийскому драммеру.
Вы спросите: что, без драки обошлось? Ну… почти. Потому как Макс рассчитывал на Голованова, а тот надежд друга не оправдал - вторую тарелку брать элементарно сдрейфил. Попов и Беркут выглядели слишком внушительно, тут не то чтобы их порции из-под носа лямзить, самому бы без еды не остаться!
Поэтому драммер устроил маленькую мстю. Когда гитарист устроился поудобнее и с аппетитом запихивал в рот суп (на этот раз гороховый), ударник бросил в него подушку. Паче чаяния, тарелку Дюшка не выронил, но подавился здорово. Но будучи по природе существом незлобивым, да еще и справедливым, он отдал Максу (вот святой!) тарелку. Передавая ее, он случайно пролил часть на нижнюю кровать. Послышался крепкий отборный мат. Бедный Маня стал вычищать из блондинистого хайра переваренный горох.
Когда завтра закончился, музыканты выстроились в очередь к туалету. Кто-то заходил, смотрелся на себя в зеркало и с оглушительным криком вылетал наружу. Исключение составляли Смольский и Манякин: первый был усатым, второй всегда ходил с недельной щетиной, и отросшая на пару лишних миллиметров растительность не могла травмировать его устойчивую драммерскую психику.
Когда с туалетными процедурами было покончено и все опять находились в затяжной апатии, за дверью послышалась нецензурная гундосая брань. "Показалось, наверное…" - вздрогнул Кипелыч. "Дежа вю какое-то…" - смутно мелькнуло у Дуба. "Хм… на голос Учителя похоже…" - почесался Харек. Остальные ничего не заметили.
Зато незаметившие прозрели, когда в камеру вволокли беснующееся высокое создание. Оно витиевато выражалось (грибозадые корнееды, гнобящие чухманоиды…) но у охранников были скучающие лица. То ли слышали это уже не раз, то ли просто не понимали.
Как по команде, все уронили челюсти. Кроме Дуба. Он ее красиво выкатил на полметра.
Наконец, буйное создание отпустили, дверь оглушительно хлопнула. Из-под длиннющей челки на музыкантов и бывших коллег взирали невменяемо-хитрые глаза. Рыжий хайр торчал - любой ирокез обзавидуется! Маврин, помотав головой, вернул-таки себе сознание и разум.
-Ну, что, ханурики? Сидите? Ну-ну.
Кипелов демонстративно отвернулся от бывшего дружка. Холст тоже. Зато Харьков приветливо махнул ручкой, чем вызвал ревнивый приступ у Дуба.
-Что, Леша, машешь? - язвительно спросил Маврик.
-Привет! - недоуменно пробормотал Харьков.
-Ну, привет, кипеловцу от Мавра.
-Что ты мне грубишь? - удивился Леша.
-Ах, вот как? Уже на "ты"? Не уважаешь ты меня, Алексей Анатольевич! А я ж тебя в люди вывел, хлеб дал! - Мавр покраснел, гармонично сливаясь с волосами.
-А ну хорош к Лехе придираться! - забурчал Кипелыч. - Он не дурак, из группы не пошел за тобой. У него всегда было свое мнение!
-Ну-ну… - вякнул гитарист. Потом, преодолев свою каверзную натурину, подошел к Харьку и пожал ему руку. - Прости уж, ладно, Леш?
-Конечно! - заулыбался тот.
Рыжий Бес ловко подхватил его под руку, увел на свободную нару и начал разливаться соловьем, сообщая новые новости из своей группы. Дубинин изменился в лице.
-Эй, Серег, а ты тут за что? - спросил его тезка.
-Устроил дебош на улице… - честно признался он. - Немного выпил, ну. А менты - в кутузку!
Оказалось, что в отличие от остальных героев пятой расы, Маврин-таки побывал в КПЗ. Однако он и там, в силу своего природного ума и сообразительности сумел навести форменный кавардак и его отселили к "этим хайрастым идиотам". Немного обидевшись на "хайрастых идиотов" и обидевшись очень много за Лешку, Дубинин спародировал:
-Я - птица-говорун. Отличаюсь умом и сообразительностью! - и изобразил пятерней на голове гребешок.
-Дуб! Птица-говорун - это Беркут. И не говорун, а певун! Ага, съел? - отпарировал Мавр.
-Ух, чтоб тебя! - пошел пятнами заслуженный ветеран бэк-вокала.
В это время Лешка Харьков встал с кровати и начал двигаться по направлению к туалету. Оказавшись на "опасной середине" он услышал:
-Лешенька, ты куда? Иди сюда! - звал Маврик.
Харек развернулся в его сторону.
-Дружочек, подь ко мне, обсудим новую модель Фендеров - соблазнял Дубинин.
Харьков замер на месте с недоумением в глазах.
-Лешик? Ну, иди к дяде Маврику!
-Алексей! Подойди сюда, поговорим о бессмертных басовых риффах!
Наконец, от души веселящиеся Удалов и Голованов заржали в полный голос. Харьков очухался и от греха подальше побрел в туалет. Послышался шум льющейся из крана воды, наружу выскочил басист "Кипелова", отряхиваясь как собака, фыркая, завалился на второй этаж своих нар.
Маврин слегка опупел от того, какое место выбрал его бывший басист. Схватившись за рыжую думалку он обратился ко всем:
-Люди?! У вас тут, что, взаимопроникновение культур? Налаживаются связи между арийцами и кипеловцами?
-Вот именно: налаживаются… все лажовей и лажовей… - пробормотал Холст.
-Мы сами не в курсе! - развел руками Манякин.
-ДА ПРЕКРАТИТЕ ВЫ РЖАТЬ?! - гроулингом взревел Беркут, да так, что все подскочили.
Макс и Андрей не прекращали заливаться счастливым смехом, где-то "там высоко". Им-то все было по фигу - лежали себе в паре-тройке метров над полом и чихали они на всех с высоты териного роста. Однако за все надо платить.
Действительно, это радостное ха-ха порядком всем надоело. Поэтому "зэки" единодушно решили устроить блокаду барабанщику и гитаристу. Условия блокады были просты:
-Пленников не выпускать в туалет и на обед харчить их порции.
-При малейшем подобии звука со стороны музыкантов продлевать блокаду на час.
-Минимальный срок блокады - 3 часа.
Удалов хотел было взвыть, аки волчара, но немедленно был остановлен гитаристом.
Первыми нести караул выпало, угадайте-ка? Кипелычу и Маврину. Однако вопреки ожиданиям, те мило разговаривали, даже прослезились, вспоминая запись "Смутного Времени", ласково пообнимались и к концу "службы" были вновь друзьями.
Следующим нести почетную блокаду выпало Холстинину и Манякину. Именно в это время случилось странное: Смольский, Кипелыч, Дуб, Харек, Беркут, Попов, Холст и Маня странно побледнели. Причем примерно одновременно. Маврик взирал на них с тихим изумлением, Максим и Дюша примерно так же. А через минуту интенсивного блюдения народ сорвался с места и с жуткими воплями бросился в комнатку неизвестного архитектора.
Маврин, Голованов и Удалов не могли проржаться минут семь. Они задыхались, хватались за животы, грозя оставить своих поклонников без кумиров. Наконец, вытирая слезы и постанывая, Голованов произнес:
-Ааа… суп… суп… суп-то на завтрак… ха-ха! Был… ой, не могу… гороховый!!!
Новый взрыв хохота.
-А вы что не ели?! - ржал Маврик, который ведь не видел предыстории.
-Я пару ложек съел, Макс тоже, а остальное мы на Манякина вылили! - уже скулил Андрюша.
В это время из двери вылетел Кипелыч. Но тут же заголосил:
-Пустите, ироды проклятые!!! Пустите, а то хуже будет, господом богом клянусь!
-Хуже будет только нам, Кип на нашей стороне пока что… - напророчил Макс, каждую секунду выдавая душераздирающие вопли. Гитаристы буквально уписывались от хохота. Даже становилось их жаль, надорвутся еще бедняги. Наконец, Кипыч каким-то образом просочился в дверь и тут же пинком отправленный вылетел гордый птиц.
-Нееет!!! - стенал несчастный Артур. - Холст, так твою мать!
Все-таки вокалисту удалось снова впереться в желанное помещение. Через минут пять высунулся Харьков и интеллигентно поинтересовался, поправляя очки:
-Ребята! У вас нет туалетной бумаги?
-Чтоооо???! - заголосили счастливчики, чувствуя приближения инвалидности - животы уже надрывались от непрекращаемого ржача.
-Ну, хоть какой-нибудь бумажки?! - бледнел Харьков.
-Может тебе сотню десятками разменять?! - вспомнил Серега анекдот.
-Зачем?! А… хотя… - басист исчез за дверью и слышалось, как он что-то втолковывает несчастным музыкантам.
Через минуту выполз Харьков (ему тоже в некотором смысле повезло - половину реактивного супчика он отдал Кипелычу) и начал протягивать веселящимся гитаристам и ударнику сотенки. Предприимчивый Рыжий Бес немедленно потребовал с каждого еще по двадцатке. Парламентер Харек от имени всех согласился. Мавр поковырялся в кошельке и выдал Харькову сумму, раза в два меньше, чем собранная беднягами-музыкантами.
Харек скрылся за дверью. Его появление было встречено бурными овациями.
Через полчаса народ выполз из толчка, проклиная тюрьму, суп, Кипелыча и Холста, друг друга, а особо жадные и "хапугу Маврика". Но Беркута немедленно поставил на место Дуб, который по хитрости, воспринятой от того же "хапуги" сумел из своей сотни получить на сдачу целых 90 рубликов.
Веселящаяся троица явно не порадовала тех восемь, просидевших в тюремной параше целый час. Но и прикопаться к ним тоже было низзя: во-первых, музыканты были еще слишком слабы, а во-вторых, Маврик все-таки обеспечил их бумагой, как ни крути.
А блокаду пришлось снять: как следить, если каждые пять минут "отлучаешься?". Поэтому, Андрюха и Макс ржали в свое удовольствие, прислушиваясь к душещипательным стонам остальных музыкантов. Святая троица с удовольствием схавала утроенные обед и ужин, предварительно проверив его на предмет гороха. Бедолаги-музыканты даже смотреть не могли на еду.
Вот так кончился второй день пребывания арийцев и кипеловцев в тюрьме. Ночь прошла под периодическое гроханье двери, что, впрочем, спать не мешало, разве что тем троим счастливцам, которые каждый раз заливались хохотом, слыша характерное "хлоп".
А на утро "троица" проснулась связанная. (На такое благое дело употребили все силы и разорвали железо-образные простыни).
-Ну, что,Маврик? Посмеялся? - вопрошал Дуб. Ответа он, впрочем, не ждал: во рту Сергея торчал кляп.
-Ну, Максимка, Андрюша… допрыгались? - грозно навис над ними Кипелыч.
Те только взирали на мучителя шестнадцатиугольными глазами.
-Какую им казнь придумаем? - потер руки Попов.
-Да все просто. Пусть Кипелыч и Беркут "Штиль" поют. Вместе! - сочно засмеялся Владимир.
Судя по тому, как задергались пленники, угроза была страшной! И ее начали приводить в исполнение.
Но насладиться сполна дуэтом прославленных рокеров не удалось. Просто услышав устрашающие звуки, тюремное начальство решило, что прозвучала сирена, означающая "ПОЖАР". Все кинулись эвакуироваться, двое амбалов два-на-два вывели музыкантов на волю. Однако держали их крепко, сбежать шанс не представился. Но теперь-то с ними был Маврик!
Закатив глаза, он шлепнулся на землю.
-Помогите! Умираю! - драматически прошептал он.
К таким выходкам зэков все тюремщики были более чем привычны, но они знали, что "новички" вряд ли на такое способны. На них к тому же не было еще никакого обвинения и следовало их беречь. (Суп с горохом не в счет: не варить же для них было отдельно!) Поэтому все кинулись к "обморочному". В это время, разгадавшие хитрость Мавра музыканты ломанулись на свободу, но сделали это так неумело, что были в мгновение ока схвачены. А Серега схватил еще и ха-ароший подзатыльник, как зачинщик побега.
Когда суматоха улеглась и всех растолкали по камерам, то обнаружилось, что Сереги Попова нет. Раздались завистливые стоны, типа "Хорошо ему, сбежал-таки, а мы сиди тут и парься!". Но им простительно, они ведь не знали, что Серега сейчас сидел в КПЗ в обнимку с каким-то бомжом, пахнущим как носки Тери после длительного запоя. Попытки наставить бомжика на путь истинный путем (простите за каламбур) разучивания арийских песен не увенчались успехом. Он скупо ронял слезы, и бормотал нечто вроде: "Ик… не учи меня… ик… жить!". К тому же Поповым очень заинтересовалась парочка девушек определенной профессии. Да вы не подумайте! Просто им очень понравилась прическа гитариста. В общем, было ему там фигово, но терпимо.
А в это время в общей камере попытались продолжить экзекуцию над Мавриком, Головастиком и Удалым. Но те ловко уворачивались, посылали матерные снаряды в преследователей, громко пинали коллег. Под конец, случайно огревший Холста Манька получил от того первосортных люлей, мстить за которые пошел сам Золотой Волос, простите, Голос. Маврик, радующийся, что досталось не ему, решил исправить это досадное недоразумение путем хайровыдергивания Дубу. Разрывающийся между Мавром и Дуубом Харьков еще долго бы мучился, но тут в него на полной скорости врезался Андрейка.
-Ааа, так, значит?! Не уважаешь ты меня, гитарист!
-Ты как со старшими разговариваешь?!
-С кем?! - не поверил Хорь. - Да ты меня на год старше!
-Именно! Пока я учился ходить, ты гадил в пеленки!
ХРЯЯЯССЬ!
-Ах, ты басист недоразвитый! Щас получишь!
-«№;%:?*?!!! Беркут и Удалов кинулись разнимать народ, ну тут "случайно" сгребли по хребту от Смольского. Три маленьких клубочка соединились в кусающе-царапающе-визжащее-матерящуюся кучу-малу (а на деле, ох, какую огромную!).
Но тут произошло совершенно экстренное: распахнулась дверь и послышался Голос С Небес:
-Так так… ОПЯТЬ?!!
С диким криком музыканты шарахнулись к койкам, причем в одну сторону. И немедленно, соприкоснувшись лбами, впали в блаженную прострацию.
-Идиоты, тунеядцы, алкоголики! - перечисляла Рина Ли, трогая носочком ботиночка бездыханного Кипыча.
-Не говори! - Юля Беликова пересчитала на Холсте волосенки и прошептала: "лысеет наш красавец".
-А ну, выноси трупы! - жизнерадостно крикнула Ли за дверь. Появились знакомые "квадратики" с площадью 4м кв. "Трупаков" погрузили в фургон и развезли по студиям. Стоит добавить, что Риночка, прознав про очередные "ляпы" своих подопечных, созвонилась с Юлей и они отправились избавлять музыкантов от неволи ради другой кабалы - репетиции. С помощью женского обаяния и хрустящих зелененьких это удалось сделать.
Вот так закончилось очередное приключение арийцев и кипеловцев… и Маврика.
P.S. Холст, очнувшись в родимой студии, вспомнил про Попова и на следующий день отправился его вызволять. Там он нашел его в компании бомжа и девиц, рассуждавших на тему Серегиной завивки. Сам же гитарист категорически отказывался идти, заслышав слово репетиция, но, вняв холстовскому "пи-и-иво", все-таки покинул новоявленных друзей.
P.P.S. Маврик был на пару дней оставлен убирать кипеловскую студию, чего, конечно, не мог допустить, поэтому сбежал домой к Макадашу и любимой жене Лене.
P.P.S. Остальные участники "тюряги" провели совместную пьянку, роняя слезы в граненые стаканы. Пели шансон, поминали Круга и заодно Катю Огонек, пребывающую, кстати, в добром здравии… хм…
P.P.P.S. Дуб с Харьковым стали лучшими друзьями, теперь Лешка часто пропадает дома у басиста, общаясь с виталиковым "выводком" - тремя сыновьями. А заодно набирается мастерства у ветерана бас-игры.
